Кирилл, 46 - 23 января 2012 09:47

В самолете кормили достаточно хуёво для столь дальнего рейса. На протяжении всех двадцати часов пути, в первый же час принесли здоровую тарелку манной каши и молоко, а Джек — незадачливый детроитский овощь — как раз перед вылетом плотно позавтракал в аэропорту и более того имел аллергию на кисломолочное. Поэтому пришлось отказаться и ждать следующей кормежки. Как бы не так! Когда через восемь часов принесли маленькую коробочку с соком, Джек уже было накинулся на неё, но сок оказался просрочен и его с извинениями унесли, не принеся ничего взамен. Ещё через пару часов Джек просил медсестер, бесплатно мерявших давление у пассажиров, вернуть испорченный сок, на что получал отказы.

Пятнадцатый час полета и наконец принесли гречку с хлебом. Пассажиры словно обезумев, тут же забыли про все правила приличия и стали жрать её руками. И он не был исключением. Гречка забилась в кудрявую бороду, рассыпалась по штанам и Джек жрал её словно собака, рыча и бешено вращая глазами. Когда тарелка опустела — он собрал все крошки с одежды, а вот из бороды вытащить не смог, поэтому засунул её себе в рот и сосал пока не высосал все до крошечки. Все бы хорошо, но гречка оказалась солёной! И уже через полчаса весь салон стонал словно толпа зомби: — Воды, воды..

К ним вышел капитан корабля — в белом мундире с золотыми погонами, при сабле, с лоснящимся от жира ебалом… Он стоял и смотрел на них сытыми рыбьими глазами. А Джек кинулся ему в ноги, просил воды и лизал его лакированные туфли. Так Джек ещё никогда не унижался. Ему было дико стыдно и противно, но он ничего не мог с собой поделать — лишь плакал и пресмыкался.



***


Когда самолет чудом приземлился и люки были разгерметизированы, Джек Дэниелс вышел из него в аэропорту Братиславы на поросший травой асфальт и прищурился в усы от ветра с мусором, который дул ему в лицо. Летела всякая хуета — бычки, картонные стаканчики для кофе, пакеты из-под свежей сельди и трубочки от чупа-чупсов, поэтому бедный черный узкоглазый карлик стремглав кинулся к автобусу, прикрывая бороду и лицо.
Не без труда втиснувшись в ржавый пазик с выбитыми стёклами он уселся на пол в углу, плотно прижав к себе старенький кожаный портфель и принялся с отвращением снимать с себя липкие рыбные пакеты.

Трясясь и чихая, повозка тронулась с места и понеслась по разбитому асфальту взлётно-посадочной полосы. Борясь с гравитацией, на Джека стали наступать, давить задницей, близ него кто-то безудержно кашлял и в довершении всего, на особо большой кочке толстяк стоявший рядом сел ему на спину, а горбатый дед, отчаянно цепляясь за поручни наступил на портфель, в котором лежали очки и скобы для непослушных зубов.

Чертыхаясь, Джек вырвал портфель из-под ног, отполз в сторонку и остаток пути проехал под задним сиденьем.

Когда автобус прибыл в аэропорт, народ начал выходить и стало заметно просторнее. Вылезая из-под сидушки, Джек стал чихать от набившейся в нос пыли и кожуры от семечек. Подслеповатая старушка приняла его за шавку, которая сидела под сиденьем и с визгом стала лупить стальным костылём.
Дико заорав, Джек пополз к выходу, прикрываясь портфелем от метких ударов. Люди вокруг кашляли, топтались, удары обрушивались на его портфель, а он пробивался к выходу, слушая как хрустят в портфеле остатки очков.

Наконец, он таки попал в аэропорт. Оставалось пройти таможенный контроль и проверку на раковые заболевания. Высыпав в корзину для мусора стёкла от очков, он принялся заполнять выданную ему сорокастраничную анкету и сослепу, совершенно случайно, поставил галочку на подозрительной графе «Испытываете ли вы симпатию к террористам?»

Как и следовало ожидать, последующие три часа оказались для него крайне насыщенными самыми удивительными и нестандартными проверками, которые только может себе представить негр-контролер-негрофоб-антисемит, каждую субботу зависающий в подпольных бдсм-клубах.

Надо ли говорить что на улицу Джек вышел враскоряку, придерживая остатки бороды и теряя веру в людей и жизнь.

Вольный ветер Братиславы дул ему в лицо вперемешку с золой от сжигаемых неподалёку мусорных куч, а Джек стоял и смотрел на виднеющиеся вдалеке очертания пока ещё неизвестного, но ставшего ему уже таким ненавистным, города.

• 
• 
•