ника, 59 - 17 июня 2012 09:21

Вторую неделю в который раз осознаю, как страшно далека я от народа. Все вокруг сообща болеют.А мне, вслед за стариком Хоттабычем, только и хочется, что спросить: "Неужели, О Волька, этим двадцати двум приятным молодым людям придется бегать по столь обширному полю, терять силы, падать, толкать друг друга только для того, чтобы иметь возможность несколько мгновений погонять невзрачный кожаный мячик?" В общем, спорт – не моя стихия. Лев Яшин, Ирина Роднина, Валерий Харламов – вот и все имена, которые мне удается произнести без запинки и на которые хоть как-то реагирует душа. Стыдно признаться, но я не в состоянии отличить на билбордах и в рекламных роликах Шарапову от Курниковой, Плющенко от Пенкина, а слово «фристайл» почему-то кажется мне крайне неприличным.
Не сомневаюсь: за свое невежество и равнодушие к триумфу воли под названием спорт, я буду наказана. Например, тем, что, в отличие от Лени Рифеншталь, на седьмом десятке не выйду замуж за молодого атлетичного арийца, чтобы потом сорок лет подряд то опускаться с ним на дно морское, то подниматься под облака. Утешает лишь то, что молодого белокурого атлета в качестве бонуса за долгую любовь к спорту буду лишена не я одна. Его будут лишены многие из моих соотечественниц, чей период полового созревания закончился раньше 1992 года. А виновата в этом, по моему глубокому убеждению, наша родная легкая промышленность. Из-за нее школьницам приходилось два раза в неделю на уроках физкультуры втискивать свою весеннюю плоть в трико, сшитое так, что самые отчетливые фигурки превращались в нечто бесформенное и малопривлекательное. Не знаю, так же ли уродовали черные сатиновые шаровары девушек добрежневского поколения. Свежая мода на такой фасон и количество былых физкультурниц среди нынешних пенсионерок заставляет думать, что если и уродовали, то в меру. Кстати, мальчиков на уроках физкультуры удобные тренировочные штаны с пузырями на коленях тоже не красили. Не красили настолько, что в комплекте с майкой стали для многих женщин символом мужской асексуальности.
Иногда у меня даже возникает подозрение, что эта школьная спортивная форма выполняла секретное партийное задание: на занятиях, где основным объектом внимания было тело, не допустить появления в головах и прочих органах ненужных желаний и фантазий. Они и не появлялись. Вместо них возникали комплексы и стойкая неприязнь как к самой физкультуре, так и к ее старшему брату – спорту. Исключение делалось лишь для фигурного катания, где вся униформа была прекрасна: от коньков на изящных, высокой шнуровки ботиночках, до трусиков, сшитых из того же материала, что и коротенькое, в облипочку, платье.
Американкам в этом смысле повезло. У них с конца 60-х в каждом колледже была своя команда чирлидинга, и на всех соревнованиях старшеклассницы в гиперсексуальных нарядах размахивали помпонами, сводя с ума и зрителей и игроков. А заодно и привыкали искренне болеть, сначала за своих парней, потом – за чужих профессионалов. Почти в любом тамошнем молодежном фильме есть эпизод на стадионе, в котором главная героиня сидит на скамейке и переживает за главного героя, который бегает по полю. И от того, как он бегает, зависит их совместная судьба.
Я что хочу сказать? Я хочу сказать, что, хранись в моем шкафу на архивных антресолях виниловый помпон, возможно, вся биография сложилась бы по-другому. Я б не шарахалась от веселых накаченных парней, а наоборот, водила с ними разностороннюю дружбу. Не исключаю даже, что с одним из них оказалась бы на стадионе «Националь» среди 60 тысяч счастливцев, напрямую заряжающихся энергией от зрелища. И по возвращении домой этой энергии хватило бы на то, чтобы написать собрание сочинений в ста томах, создать собственную партию, или даже вымыть все два окна в квартире.

• 
• 
•