.............., 48 - 8 февраля 2013 14:07

Ну что, малята, садитесь поближе, дедушка Ливнев вам сказочку расскажет... Про парня молодого, работящего, честного да умного и невесту его, красивую, сладкоголосую да хозяйственную.

Было это давным-давно, в Московской губернии, да от самой Москвы недалеко, день пути, в деревеньке близ озера Бездонное которое называлось.
Жил там парень, Семен, Семка, или Семушка, как мама рано ушедшая звала. Жил у тетки своей, Ефросиньи, бабы зажиточной, но вредной. Всем был хорош Семен – высокий, статный, неглупый, в работе первый всегда – но дурачок. Памяти не было у Семки, ни капли. Помнил только то, что в последние годы происходило, а раньше – ни-ни. Тетка с родней ему особо ничего не рассказывали, мать мол, умерла, тут ты память и потерял, а родня теткина – вся деревня и есть. Так и жил Семен в неведении про судьбу свою, знал только, что тетке своей всем обязан, и выходила, и выкормила, и по гроб жизни должник он ее теперь.
Только странности Семушкины на этом не заканчивались. Каждый вечер, что весна, что лето, что зима лютая или осень дождливая – шел Семен на берег озера и сидел там, в воду смотрел. И сидел, пока не позовут или не замерзнет, тогда домой идет. Как будто тянуло его туда, ага. Как будто разгадка беспамятства его в этом озере на дне лежит, среди бьющих ключей ледяных.
Быстро сказка сказывается, да долго время тянется. Так и прошло 10 лет, как живет Семен без памяти у доброй тетушки своей.
Бородой оброс, колтуны в волосах, тетка одеждой особо не жалует, обноски подает как нищему да смеется с родней над Семеном, на пашню посылая да убогим называя.
Вернулся как то Семен с работы на теткином поле, а они со свояченицами у крыльца стоят, разодетые в пух и прах, пьяные, стоят – пританцовывают:
- ну что, Семен, все сделал, что велено было?
- да, матушка, все
- а дальний край прополол?
- прополол, матушка
- Мы к старосте идем, вся деревня гуляет, он сыночка своего женит... тебя бы куда сплавить, убогого.. ну иди, там скотине корму задай, да приберись там. Потом поешь, картошка на столе. И можешь на озеро свое дурное бежать – рассмеялась Ефросинья и подружки-гиены подхватили на голоса.
А ведь и правда, убогий, подумал Семен, значит, судьба моя такая, тетушку слушать и в пояс ее благодарить за доброту, что не выгнала.. И пошел делать, что сказано было.

Вот так вот, квыточки мои, хорошего человека люди злые убеждают в низости его, хотя люди все равны и каждый достоин уважения, любви и доброго к себе отношения.

А пока мы отвлеклись, наш Семен уже всю работу выполнил, две картохи полусырые с краюхой хлеба взял за пазуху да на озеро пошел.

Погоды летние в краю московском в этом году на загляденье! Ночи теплые, безоблачные, комарье сошло, сиди себе , Семен, на берегу, до самого утра, под лунным светом волны играют искрятся, как бы говорят – Здравствуй, Семушка, спасибо, что пришел, скучали мы без тебя, думали , забыл ты нас. Заулыбался Семен волнам, что так добры к нему убогому, одни его на всей земле радуют, да и заплакал от бессилия своего да от жалости, что жизнь мимо проходит, его, Семена, жизнь.

Сидит Семен, плачет, как вдруг чувствует, как кто то по голове его гладит, и слышит голос как ниоткуда берущийся, успокаивающий, добрый и ласковый, хоть слов и не разобрать, как издалека они. Вскочил Семен, за волосы давай себя хватать, по сторонам вертеться. Нет никого! Что за напасть, что за чертовщина! Покрутился Семен, да и опять на бережок сел, страшно, а так по доброму никто еще с ним не разговаривал, и по голове никто не гладил.
- Не должен я бежать, подумал Семен, да и куда мне бежать-то... Разберусь до конца, что за загадки тут загадываются.

Сидит, ждет Семен, вдруг опять что.
А небо тем временем заволокло, ветер холодный поднялся, волны на озере уже не ласковы к Семену, одного цвета с небом стали, не поймешь, где озеро заканчивается.
А Семен не сдается, ждет сидит, только страшно ему и холодно, дрожит Семен, и только память о добром слове и голосе женском держит его.
И снова голос этот в голове Семиной появился, и рука по волосам гладит, что колтуны семушкины наземь падают, а по лицу рука прошла – и борода стариковская осыпалась. Стал Семен опять Семушкой, пареньком двадцатилетним, что мамка в щеки румяные целовала да нарадоваться не могла на надежду свою, на Семушку-то.
Чувствует все происходящее Семен, но глаза открыть боится, плачет да голос непонятный женский слушает, но узнать и вспомнить не может, а как вспомнишь-то, если памяти нет.
- Открой глаза, сокол мой любимый! - зазвучал он звонко-молодо вдруг совсем рядом с Семеном. И тут же стих ветер, дождь прекратился и волна успокоилась. И покойно так стало Семену, тепло и нестрашно, что открыл он глаза и слезы высохли за секунду.
Перед ним стояла девица в платье белом, красоты неописуемой. Высокая, глаза карие огромные, волосы густые черные по пояс, грудь торчком... зарделся Семен, как на грудь-то посмотрел, но заметила смущение Семкино девица.
Подняла бровь левую, улыбнулась: - Ну что, Семен, узнал меня, что ли? Стоишь, краснеешь. Не иначе – вспомнил?
- Нет, сестрица, извини уж меня, убогого, не помню, если б раз увидел тебя – в жизнь не забыл бы.. Я ж с давних пор дурак, памяти у меня нет, как матушка умерла.
И опять заплакал Семен, от бессилия своего и ущербности.
И бросилась тогда девица к Семену, обняла его и тоже заплакала: - Семушка, да как же не помнишь, я ж невеста твоя, Маришка, десять лет назад разлучены мы с тобой были злыми людьми и только сейчас я освободиться смогла и к тебе вырваться. И знала я, что ждешь ты меня каждый день на бережку, и вот здесь я для тебя и для любви нашей, и чтобы злыдням-ворогам отомстить за разбитую жизнь.
- Маришка? – но нет ничего в пустой голове Семена,